Нелокальность - Страница 23

Я не проводил серьезного исследования, но большая часть знакомых мне ученых увлекались сверхъестественным в какой-то момент своей жизни. Я сам прошел через это в колледже, где читал все подряд о внетелесном опыте, что только мог найти, а позже узнал, что даже Ричард Фейнман увлекался этим. В одном известном учреждении, называть которое не буду, я вошел в исследовательскую группу по похищениям пришельцами, организованную аспирантами и докторами наук. Много «похищенных» пришло в университетский городок, чтобы рассказать свои истории. Если уж на то пошло, мы хотели, чтобы нас убедили, но в итоге большинству так и не хватило доказательств.

Ну, никто из нас не идеален — так обычно ученые интерпретируют этот интерес. Но в середине XX в. историки науки поняли, что магические идеи были слишком распространенными, чтобы списать их на порывы юности или слабоумие конца карьеры. Некоторые дошли даже до утверждения, что современная наука в равной мере продукт магии и механицизма. Именно эти два эмоциональных импульса движут исследователями: восхищение невероятным и стремление пробиться через бакалавриат.

Большинство из нас ассоциируют магию с волшебными палочками и преподавателями зельеварения, издевающимися над своими учениками, но на самом деле это целая мистическая система взглядов. В западной культуре самые влиятельные системы — неоплатонизм, герметизм и гностицизм — возникли во II и III вв. н.э. как ответная реакция на ортодоксальную греко-римскую религию, в которой, как казалось некоторым, слишком много разума и мало сердца. Эти системы, которые смешивались с ранним христианством и еврейской мистической традицией каббалы, вернулись к более древним идеям, таким как представление Парменида о единстве природы и отвращение Платона к механистическим объяснениям. Они сохраняют влияние по сей день.

Приверженцы этих учений отошли от центрального принципа механистической философии, который гласит, что Вселенная в конечном счете проста и постижима. Они рассматривают космос не как часовой механизм, сделанный из неодушевленных деталей, но как органическое единство за пределами нашего понимания. За той действительностью, которую мы наблюдаем, находится скрытый, или «оккультный», уровень, который не является ни простым, ни постижимым. Объекты обладают необъяснимыми свойствами и возможностями, которые проникают на этот более глубокий уровень и которые можно использовать, изобретая заклинания и зелья. В одном из основных европейских руководств по магии времен Ренессанса Корнелиус Агриппа объяснял: «Их называют скрытыми свойствами, потому что их причины покрыты тайной и человеческий интеллект не может каким-либо образом постичь и узнать их». (Имя Агриппы должно показаться знакомым поклонникам Гарри Поттера: он появлялся там в качестве знаменитости на карточке из шоколадной лягушки.)

Нелокальность была важной частью этих верований. Запутанная сеть связей объединяет вещи, которые могут казаться несвязанными. Мелочи могут влиять на что-то большое; находящееся в одном месте может влиять на то, что находится в другом месте. Эти нелокальные влияния действуют в определенной мере как человеческие эмоции: части Вселенной буквально нравятся или не нравятся друг другу, создавая всепроникающую сеть симпатий и антипатий. Один из первых антропологов, изучавших магические верования, Джеймс Фрезер, в 1911 г. описал два основных принципа: «Во-первых, подобное создает подобное, или результат напоминает свою причину; и, во-вторых, вещи, которые когда-то находились в контакте, продолжают действовать друг на друга на расстоянии после того, как физический контакт прекратился». Такие влияния кажутся самим определением сверхъестественного, но Агриппа думал, что они абсолютно естественны, и считал их нашей мимолетной возможностью узреть лежащее в основе всего единство физического мира. В качестве доказательства он и другие приверженцы таких взглядов эпохи Возрождения приводили те явления, которые вызвали трудности у философов-механицистов, в том числе магнетизм и океанские приливы, наряду с другими идеями, в которые в те времена верили почти все (включая ведущих философов), в частности с алхимией, астрологией и нумерологией.

Магические идеи звучат фантастически для современных ученых, но, откровенно говоря, многие из моделей, выдвинутых механицистами, такими как Демокрит и Декарт, звучат так же. В обоих случаях, что важно в долгосрочной перспективе, так это образ мыслей в целом. Механистические модели придают особое значение понятности мира, магические — ее таинственности. Механистические модели являются редукционистскими, магические — холистическими. Исторически западная культура колебалась между этими дополняющими друг друга точками зрения. Магический взгляд на мир очаровывает сладостью запретного плода, затем теряет свою привлекательность, когда люди начинают задаваться вопросом, чем они занимаются, и снова заинтересовывает, когда рационалисты становятся самонадеянными и утверждают, что они могут очистить мир от тайн, и это продолжается по сей день. Этот цикл был движущей силой научных революций, и некоторые историки видят его следы в споре Бора — Эйнштейна, полагая, что Эйнштейн свидетельствует в пользу, того, что Вселенную можно постичь умом, а Бор — в пользу того, что в конечном счете она непостижима.

•

Одно из периодических возрождений магического мышления произошло в XV в. После того как ученые переписали и перевели древние философские труды Аристотеля, Лукреция и других, они обратились к древним текстам неоплатонистов и герметистов. Такие толкователи, как Агриппа, ухватились за них, как за возможность отдохнуть от старых педантичных схоластических методов.