Нелокальность - Страница 40

Не то чтобы я любил драки, но меня раздражало то, что ученые никак не могли устранить разногласия по поводу оснований квантовой теории. Они обсуждали существование нелокальных воздействий начиная с момента, когда Бор и Эйнштейн впервые вступили в спор в 1920-е гг., и по всем законам это дело уже должно было разрешиться. Только начав заниматься вопросом о том, является ли природа действительно нелокальной или просто хорошо притворяется (и, следовательно, находятся ли наши привычные представления о пространстве в таком бедственном положении, как кажется), я полагал, что побываю на парочке конференций, поговорю с несколькими людьми за кофе и выясню это. Все начиналось хорошо. Первый человек, с которым я пообщался, говорил очень разумные вещи. Второй человек, с которым я пообщался, говорил очень разумные вещи. Так же было и с третьим. К сожалению, то, что они мне рассказывали, полностью противоречило одно другому. Очевидно, план не сработал. Я был не столь наивен и не рассчитывал на то, что целый зал профессоров придет к единому мнению, но я думал, что по крайней мере смогу точно определить, в чем именно они не соглашались, и свести спор к выбору между одинаково обоснованными предположениями. Часто это удавалось. Но иногда в попытке постичь суть разногласий я обнаруживал, что хватаюсь за воздух.

Даже участники дебатов говорили мне, что они озадачены. Многие из них в течение десятилетий были друзьями, но все же чувствовали разобщенность из-за этого вопроса. Когда я просил, чтобы они объяснили, почему их противники думают так, как думают, они отводили взгляд, несколько мгновений смотрели куда-то вдаль и разводили руками. Иногда верх брало разочарование. Один скептик обвинял сторонников нелокальности в «лености» и называл их аргументы интеллектуальной «трясиной». Другой жаловался: «Эти люди очень высокого мнения о себе». «Он просто прет как танк», — соглашался третий. В свою очередь, сторонники нелокальности считали, что скептики виноваты в глупых ошибках. «Он просто крайне, абсолютно, недосягаемо, ужасающе неправ», — стонал один из них. В поисках (почти) нейтральной стороны, которая бы провела меня через эту физическую свару, я подошел к философу и историку Артуру Файну. Первое, что он мне сказал, было: «Добро пожаловать в гоббсовский мир принципов [квантовой механики]: война всех против всех!»

Казалось бы, если ученые спорят по такому глубокому вопросу, как нелокальность, они могли бы собраться вместе и обсудить ситуацию. Однако такие встречи примечательны тем, что споров на них практически нет. Во время разговоров у меня нередко складывалось впечатление, что через меняпытаются обмениваться представлениями, подобно тому как рассорившиеся супруги общаются через своих детей. Я надеялся, что на дрезденской встрече наконец начнется открытый обмен мнениями. Увы, этого так и не произошло. Участники конференции не пришли ни к какому соглашению. Они выступили с докладами и отправились ужинать в дорогой ресторан, где болтали о политике и других сравнительно безопасных вещах. И все же я не зря проделал этот путь. Я начал понимать, что систематическая неспособность достичь согласия занимательна сама по себе и является очень человеческой реакцией на глубину тех тайн, которые ставит перед нами квантовая механика. Даже если главные действующие лица никогда не пожмут друг другу руки, спор может быть окончен другими способами. Как мы увидим, противоположные позиции приводят к очень похожим заключениям о фундаментальной нереальности пространства.

Разное отношение к квантовой физике отражает несовместимые эмоциональные стимулы в науке: наслаждаться тайной и обличать глупость. «Для одних невыносима мысль о том, что фундаментальную физику — т.е. квантовую механику — нельзя примирить со здравым смыслом, — говорит Файн. — А для других невыносима мысль о том, что квантовую механику можно примирить со здравым смыслом! Это различия в характере, которые вряд ли можно устранить, поговорив за чашечкой кофе. Иногда они выглядят как философские разногласия… но если посмотреть внимательнее, то хотя вы, конечно, найдете там выражение философских предубеждений, едва ли в них есть какие-либо серьезные утверждения о философии как таковой. Вместо этого язык философии обеспечивает своего рода способ выражения эмоциональных различий». Ученые не бывают беспристрастными наблюдателями, и они не обязаны ими быть, поскольку кто вынесет тяжелый труд научной жизни без мотивации? Если поэзия — это эмоции, выражающиеся в порядке, то наука — это порядок, выражающийся в эмоциях: это борьба за то, чтобы сохранять ясность мышления, находясь в водовороте страстного любопытства.

Доводы за нелокальность

По меркам физики, доводы в пользу квантовой нелокальности — проще некуда. Исходная статья Эйнштейна, написанная в соавторстве с Борисом Подольским и Натаном Розеном в 1935 г., уместилась всего на четырех страницах; на последующую работу Джона Белла, опубликованную 30 лет спустя, хватило шести страниц. Ни в одной из них нет сложной математики. Даже наоборот, уравнения скорее мешают: Эйнштейн позже жаловался, что его основная мысль в статье ЭПР была «задушена формализмом». Эти две статьи представляют собой два логических шага. Эйнштейн изложил дилемму: квантовая механика либо нелокальна, либо неполна. Белл опроверг вторую возможность: он показал, что даже в случае неполноты нельзя избежать нелокальности.

Чтобы понять смысл этого, вернемся к квантовому эксперименту, который я описывал в главе 1. В этом эксперименте частицы ведут себя как волшебные монеты, которые можно использовать, чтобы выполнять разнообразные трюки. Как и обычные монеты, они случайным образом падают орлом или решкой, если их подбросить. В отличие от обычных монет, результаты подбрасываний могут демонстрировать необычную закономерность. В самом простом случае у вас есть две такие монеты, и вы даете одну из них другу. Вы оба подбрасываете монеты, и они каждый раз падают одной и той же стороной: обе орлом или обе решкой. В соответствии с логикой Эйнштейна есть два возможных объяснения такой синхронности. Это могут быть жульнические монеты, результат броска которых заведомо определен: например, монеты, у которых с обеих сторон или орел, или решка. Это вариант решения дилеммы в пользу неполноты: теория «неполна» в том смысле, что наблюдатель знает о монетах не все и принимает их за честные, тогда как на самом деле они жульнические. Или монеты и в самом деле могут быть волшебными, объединенными какой-то таинственной связью (вариант в пользу нелокальности).